Горький считал, что литератор обязан домысливать и типизировать реального человека, превращая его в героя романа, а поиски прототипов персонажей Достоевского и вовсе приведут к философским томам, затронув реальных людей лишь мимоходом.

Тем не менее, как оказалось, чаще и прочнее всего со своими прообразами связаны вполне конкретные типы персонажей — авантюристы всех видов и мастей или же сказочные герои. Не факт, что все было именно так на самом деле за давностью лет или за отсутствием главных лиц, но хотя бы эти предположения очень интересны

Давайте вспомним некоторые:

Шерлок Холмс

Джозеф Белл (Шерлок Холмс)

Родство образа Шерлока Холмса с врачом Джозефом Беллом, преподавателем Конан Дойля, признавал сам автор. В своей автобиографии он писал: «Я вспоминал о моем старом учителе Джо Белле, его орлином профиле, его пытливом уме и невероятном навыке догадываться обо всех деталях.

Если бы он был детективом, он бы точно превратил это потрясающее, но неорганизованное дело во что-то, скорее похожее на точную науку». «Пускайте в ход силу дедукции», — часто повторял Белл, и подтверждал свои слова на деле, умея понять по внешнему виду пациента его биографию, склонности, а нередко и диагноз.

Позднее, уже после выхода романов о Шерлоке Холмсе, Конан Дойль писал своему учителю, что уникальные навыки его героя — не вымысел, а всего лишь то, как логически развивались бы умения Белла, если бы для того сложились обстоятельства. Белл отвечал ему: «Вы сами — и есть Шерлок Холмс, и вы отлично это знаете!"

Остап Бендер

Прототип Остапа Бендера к своим 80 годам стал тихим проводником поезда Москва—Ташкент. В жизни его звали Осип (Остап) Шор, он родился в Одессе и склонность к авантюрам, как и полагается, обнаружил еще в студенческие годы.

Возвращаясь из Петрограда, где он год проучился в Технологическом институте, Шор, не имея ни денег, ни профессии, представлялся то шахматным гроссмейстером, то современным художником, то скрывающимся членом антисоветской партии. Благодаря этим навыкам, он добрался до родной Одессы, где служил в уголовном розыске и вел борьбу с местным бандитизмом, отсюда и почтительное отношение Остапа Бендера к Уголовному кодексу

Профессор Преображенский

С прототипом профессора Преображенского из булгаковского «Собачьего сердца» дела обстоят гораздо драматичнее. Им был французский хирург русского происхождения Самуил Абрамович Воронов, в первой четверти двадцатого века породивший настоящий фурор в европейской медицине.

Он совершенно легальным образом пересаживал железы обезьяны человеку для омоложения организма. Причем шумиха была оправдана — первые операции возымели желанный эффект. Как писали газеты, дети с отклонениями в умственном развитии обретали живость ума, и даже в одной песенке тех времен с названием Monkey-Doodle-Doo были слова «Если ты стар для танцев — поставь себе железу обезьяны».

В качестве результатов лечения сам Воронов называл улучшение памяти и зрения, бодрость духа, легкость передвижений и возобновление половой жизни. Лечение по системе Воронова прошли тысячи людей, а сам врач для упрощения практики открыл на Французской Ривьере собственный обезьяний питомник.

Однако через некоторое время пациенты начинали чувствовать ухудшение состояния организма, появились слухи о том, что результат лечения — не более, чем самовнушение, Воронов был заклеймлен как шарлатан и исчез из европейской науки вплоть до 90-х годов, когда его работы вновь начали обсуждаться

А вот главный герой «Портрета Дориана Грея» серьезно подпортил своему жизненному оригиналу репутацию. Джон Грей, в молодости друг и протеже Оскара Уайльда, славился склонностью к прекрасному и порочному, а также внешностью пятнадцатилетнего мальчика.

Уайльд не скрывал сходства своего персонажа с Джоном, а последний и вовсе подчас называл себя Дорианом. Счастливый союз завершился в тот момент, когда об этом начали писать газеты: Джон фигурировал там как возлюбленный Оскара Уайльда, еще более томный и апатичный, чем все, что были до него.

Разгневанный Грей подал в суд и добился извинений от редакции, однако его дружба с известным автором потихоньку сошла на нет. Вскоре Грей встретил своего спутника жизни — поэта и выходца из России Андре Раффаловича, вместе они приняли католичество, затем Грей и вовсе стал священником в церкви Святого Патрика в Эдинбурге.

Майкл Дэвис (Питер Пен)

Знакомство с семьей Сильвии и Артура Дэвис подарило Джеймсу Метью Барри, на тот момент уже известному драматургу, его главного героя — Питера Пена, прообразом которого послужил Майкл, один из сыновей Дэвисов.

Питер Пен стал ровесником Майкла и заполучил от него как некоторые черты характера, так и ночные кошмары. Именно с Майкла была слеплен портрет Питера Пена для скульптуры в Кенсингтонском саду.

Сама сказка при этом была посвящена старшему брату Барри, Дэвиду, который погиб за день до своего четырнадцатилетия во время катания на коньках и остался в памяти близких вечно юным.

История Алисы в Стране чудес началась в день прогулки Льюиса Кэролла с дочерьми ректора Оксфордского университета Генри Лиделла, в числе которых была и Алиса Лиделл. Кэррол придумывал историю на ходу по просьбе детей, но в следующие разы не забыл о ней, а стал сочинять продолжение.

Спустя два года автор подарил Алисе рукопись, состоявшую из четырех глав, к которой была прикреплена фотография самой Алисы в семилетнем возрасте. Озаглавлена она была «Рождественский подарок дорогой девочке в память о летнем дне»

Во время работы над «Лолитой» Владимир Набоков, как сообщает его биограф Брайан Бойд, нередко просматривал рубрику криминалистики в газетах на предмет историй о несчастных случаях, убийствах и насилии. История Салли Хорнер и Франка Ласалля, случившаяся в 1948 году, явно привлекла его внимание.

Сообщалось, что мужчина средних лет, преступив все правила морали, похитил двенадцатилетнюю Салли Хорнер из Нью-Джерси и продержал ее при себе в течение почти двух лет до тех пор, пока она не была найдена в южнокалифорнийском мотеле.

Ласалль так же, как и герой Набокова, в течение всего времени выдавал Салли за свою дочь. Набоков даже вскользь упоминает этот случай в книге словами Гумберта: «Сделал ли я с Долли то же самое, что Франк Ласалль, пятидесятилетний механик, сделал с одиннадцатилетней Салли Хорнер в 48-м?»

Карабас-Барабас

Алексей Толстой, как известно, хотя и стремился всего лишь переписать «Пиноккио» Карло Коллодио русским языком, выпустил в свет вполне самостоятельную историю, в которой четко прочитываются аналогии с современными ему деятелями культуры.

Толстой не был поклонником театра Мейерхольда и его биомеханики, так что ему досталась роль антагониста — Карабаса-Барабаса. Пародия прочитывается даже в имени: Карабас — это маркиз Карабас из сказки Перро, а Барабас — от итальянского слова мошенник — бараба. Помощнику Мейерхольда, работавшему под псевдонимом Вольдемар Люсциниус, досталась не менее красноречивая роль Дуремара

Кстати, как то у нас была спорная история о том или. А вот на самом деле

Пожалуй, самая невероятная и мифологизированная история образа — это история создания Карлсона. Его возможный прототип — Герман Геринг. Родственники Астрид Линдгрен, безусловно, опровергают эту версию, однако она до сих пор бытует и активно обсуждается.

Знакомство Астрид Линдгрен и Геринга произошло в 20-е годы, когда последний устраивал авиашоу в Швеции. На тот момент Геринг был в полной мере «в расцвете сил», как и любил повторять о себе Карлсон. После Первой мировой он стал известным летчиком-асом, обладавшим определенной харизмой и, по легенде, неплохим аппетитом.

Моторчик у Карлсона за спиной нередко интерпретируется как намек на летную практику Геринга. Возможным подтверждением такой аналогии можно считать тот факт, что определенное время Астрид Линдгрен поддерживала идеи национал-социалистической партии Швеции.

Книга о Карлсоне вышла в свет уже в послевоенное время в 1955 году, поэтому выступать за прямую аналогию этих героев было бы безумием, однако, вполне возможно, что яркий образ молодого Геринга остался в ее памяти и так или иначе повлиял на появление обаятельного Карлсона

И еще немного про наш советский мультик:

Всего серий о Карлсоне вышло две: «Малыш и Карлсон» (1968) и «Карлсон вернулся» (1970). «Союзмультфильм» собирался делать и третью, но эта идея так и не была реализована. В архивах студии до сих пор хранится пленка, которую планировалось использовать для съемок мультфильма по третьей части трилогии о Малыше и Карлсоне - «Карлсон опять проказничает».

Карлсона, Малыша, Фрекен Бок и всех остальных героев придумал художник Анатолий Савченко. Он же предложил позвать на озвучивание «домомучительницы» Фаину Раневскую. До нее на эту роль пробовалось огромное количество актрис, и никто не подходил, а Раневская подошла идеально. У нее был другой «минус» — трудный характер. Она называла режиссера «деточкой» и категорически отвергала все его замечания. А когда впервые увидела свою героиню, испугалась, а потом очень обиделась на Савченко. «Неужели я такая страшная?» — постоянно переспрашивала актриса. Объяснения, что это не ее портрет, а всего лишь образ, Раневскую не утешали. Она так и осталась при своем мнении.

У Карлсона тоже долгое время не было «голоса», Ливанов нашелся сам, случайно. Актер каждый день заходил к создателям мультфильма на партию в шахматы, и однажды за игрой режиссер Борис Степанцев пожаловался ему, что никак не может найти человека на роль Карлсона. Василий Ливанов тут же пошел в студию, попробовался, и его утвердили. Позже актер признался, что, работая в образе Карлсона, он старательно пародировал знаменитого режиссера Григория Рошаля

Одна из версий поясняет, что свое имя плюшевый медведь с опилками в голове получил от клички любимой игрушки сына Милна Кристофера Робина. Равно тому, как и остальные герои книги.

Однако на самом деле Винни Пух был назван в честь реально существовавшей медведицы, жившей в лондонском зоопарке. Звали ее Виннипег, и веселила она жителей британской столицы с 1915 по 1934 годы. Поклонников у медведицы было множество. Среди них был и Кристофер Робин

Одноногий Джон Сильвер

В «Острове Сокровищ» Роберт Льюис Стивенсон изобразил своего друга, поэта и критика Уильямса Хэнсли, в образе хорошего злодея. В детстве Уильям перенес туберкулез и одну ногу ему врачи, по непонятной причине, решили ампутировать до колена.

После анонса книги писатель написал другу: «Я должен сделать признание. Злой с виду, но добрый в глубине души Джон Сильвер был списан с тебя. Ты ведь не в обиде?»

Изысканный мужчина с княжеским титулом, женатый на голландской принцессе и склонный к сомнительным авантюрам — так в действительности и выглядел прототип Джеймса Бонда, принц Бернард Ван Липпе-Бистерфельд.

Приключения Джеймса Бонда начались с серии книг, написанных английским разведчиком Яном Флемингом. Первая из них — «Казино Рояль» — вышла в свет в 1953 году, через несколько лет после того, как Флеминг по долгу службы был приставлен следить за принцем Бернардом, переметнувшимся из немецкой службы в английскую разведку.

Кто не знает, расскажу вам и какое продолжение у

Прототип это реально существовавшее лицо, послужившее автору прообразом (моделью) для создания литературного персонажа. «Переработка» прототипа, его творческое преображение - неизбежное следствие художественного освоения первоначального жизненного материала. Степень ориентированности на прототип, характер его использования зависят от направления, жанра и творческой индивидуальности писателя. Наличие прототипа, иногда жизненно значимого для автора и дающего импульс работе над произведением, - существенная черта литературного творчества, особенно реалистического, с его жизнеподобием, бытовым колоритом, психологизмом - в отличие от литератур и стилей, отмеченных высокой степенью нормативности и демонстративной условностью (классицизм, барокко, символизм). Обращение к прототипу наиболее важно в автобиографических сочинениях (ранняя трилогия Л.Н.Толстого, 1852-57) и в автопсихологической лирике (в качестве прототипа лирического героя здесь выступает сам поэт). Применительно к документальной литературе, где реальные лица и события называются прямо и воссоздаются точно, о прототипе говорить нет оснований (хотя элементы творческого переосмысления фактов присутствуют и здесь).

Литературный персонаж может иметь несколько прототипов , совмещая в себе отдельные черты различных лиц, известных автору. Так созданы образы Грушницкого в «Герое нашего времени» (1839-40) М.Ю.Лермонтова, Ариадны в одноименном рассказе А.П.Чехова. Но часто автор, создавая образ, опирается на одно реальное лицо, воспринятое и познанное им как близкий художественной завершенности тип. «Без уездного врача Дмитриева не было бы Базарова… Меня поразила в нем базаровская манера, и я стал всюду приглядываться к этому нарождающемуся типу» (Тургенев И.С. Русской писатели о литературном труде). Существование прототипа не исключает близости созданного на его основе образа какому-либо литературному герою. Толстовская Наташа Ростова, имея своего прототипа - Таню Берс, обладает в то же время и чертами героини романа М.Э.Брэддон «Аврора Флотт» (1863).

Использование прототипа нередко связано с глубоко личными сторонами жизни писателя, не заинтересованного в их публичном обсуждении. Поэтому, особенно когда речь идет о литературе, современной автору, существуют этические границы изучения прототипа, легко могущего обернуться бестактным «подглядыванием» за писателем и его окружением. Знаменателен протест Т.Манна против предания гласности (которое угрожало серьезной обидой и даже скандалом) того факта, что прототипом Пепперкорна из «Волшебной горы» послужил драматург Г.Гауптман (Манн Т. Письма). В восприятии произведения читателем «знание истоков, вспоивших вдохновение художника», порой способно смутить людей и даже «уничтожить воздействие прекрасного произведения» (Манн Т. Собрание сочинений: В 10 томах. Том 7). Прототип обычно становится предметом биографического описания и литературоведческого исследования лишь значительно позже времени написания произведения (автобиографическая основа поэзии А.А.Блока значительно полнее, чем прежде, вырисовывается в публикации: Блок А. Письма к жене). Особенно важно изучение прототипа, когда сам художественный текст свидетельствует, что автор связывает своего героя с реальным лицом (ряд произведений Н.С.Лескова).

Слово прототип произошло от греческого prototypon, что в переводе означает - прообраз.

Введение

Требования к структурным элементам пояснительной записки

Список литературы.

Выводы.

Эскизный проект.

Концепция проекта. (Обоснование принятого творческого решения)

Анализ направлений моды, цветовой гаммы, материалов, модной фигуры.

Анализ исторических и современных прототипов, аналогов творческих источников.

Введение.

Структура пояснительной записки

Пояснительная записка содержит следующие разделы:

Текст: 1стр.

Текст: 2-5 стр.

Иллюстрации: 2-5 стр.

Текст: 2 стр.

Иллюстрации: 2-5 стр.

Текст: 1стр.

Эскизы в количестве 5 листов.

6. Фотосессия .

Фотографии в количестве не менее 5 листов.

Не менее 10 источников.

Во введении указываются цели и задачи дипломного проектирования с учетом приоритетов развития дизайна и моды, специфики творческой деятельности в сфере дизайна; обосновывается выбор темы, определяемый ее актуальностью; формируются проблемы и круг вопросов, необходимых для их решения; указываются объекты исследования.

При выполнении научно–исследовательской работы во введении указывается её актуальность, объект и цель исследования, методы исследования, новизна, практическая значимость и возможность внедрения данного предложения.

Обоснование темы дипломного проекта связано с ее актуальностью, т.е. определяются потребности, для удовлетворения которых предпринимается проектирование новой коллекции костюмов, фотосессии, видеоряда и печатной продукции в соответствии с выбранной темой.

- актуальность

(Анализ ситуации в области исследования на основе литературных и других источников, позволяет сделать заключение о недостаточной изученности ряда вопросов, а своевременное выполнение исследований позволит ликвидировать эти пробелы. Выполненная разработка позволяет решить востребованную практическую задачу на основе полученных в работе новых данных)

- цели и задачи исследования;

(«разработать», «обоснование принятого творческого решения», «проанализировать», «выявить» и т.д.)

-практическая и научная значимость;

(2-3 предложения об использовании или практическом применении результатов исследования и разработки проекта.)

- новизна разработки проекта

(Использование новых методик, технологий и т.д.)

Описание, исследование и анализ исторических и современных прототипов, аналогов творческих источников, которые непосредственно использованы в разработке проекта.

Творческими источниками для создания коллекции одежды могут служить любые художественные произведения, исторические и современные события, всевозможные элементы природной среды, различные виды и объекты культуры, искусства, науки, ретро-мода и т.д. Точное определение творческих источников позволяет четко спроецировать явные визуальные признаки образца на проектируемые элементы (цвет, композицию, пластику, декор или конструкцию), добиться выразительности образа.

Анализ прототипов (проектов, сходных с проектируемым по каким-либо однородным характеристикам и условиям применения) или аналогов позволяет выявить преимущества и недостатки существующих проектов и проводится по следующим показателям:

Эстетическим

Социально-экономическим

Функциональным (способы использования)

Технологическим (материалы и возможные способы изготовления)

3. Анализ направления моды: формы, цветовой гаммы, используемых материалов, рисунков, декора.

Анализ направлений моды, цветовой гаммы, материалов, модной фигуры, которые легли в основу дипломного проекта.

Эта часть раздела призвана продемонстрировать целостное представление студента об истории и современности, закономерностях и вариантах развития моды.

Проектирование новой одежды невозможно без анализа стилей и направлений современной моды, ее ключевых тенденций, формообразования, палитры модных цветов, рисунков и фактуры материалов, декора, диктующих изменения в конструкции.

В исследовании современной моды следует избегать пространных изложений и сконцентрироваться на характеристике общего направления. Важно указать тенденции, подчеркивающие актуальность выбранной темы курсового проекта.

Иллюстративный материал раздела должен ярко и конкретно отражать выбранные тенденции моды.

4. Концепция проекта. (Обоснование принятого творческого решения)

Обоснование принятого творческого решения, оптимальности проектной задачи, строится с учетом психологических и социальных условий, определения назначения, целесообразности и функций, условий их эксплуатации, технологических требований, экономических предпосылок. Проектное решение – выбор метода проектирования, материалов, цветовой гаммы, ассортимента моделей с учетом выбора темы и направления моды.

Идея проекта, образ проекта, связь с современностью, способы переработки и трансформации творческого источника.

Художественное проектирование – творческий процесс создания целостной системы вещей, отражающей современные тенденции культуры. Задача художественного проектирования – поиск связей между предметным миром в целом и проектируемыми изделиями.

Результаты проведенного предпроектного анализа переосмысливаются, синтезируются, структурируются и реализуются в конкретных методах формообразования. В процессе обработки информации формулируется творческая концепция - основная идея, смысловая направленность целей, задач и средств проектирования, интерпретированная в виде художественного образа. Важно, чтобы в ходе синтеза предпроектных исследований рождались собственные мысли, отличные от аналогов.

Раздел отражает последовательность художественного проектирования коллекции, поиск единства формы и содержания, отражает стилевые особенности и ассортимент коллекции.

484
вых, входило ли в художественный план писателя связывать своего героя в сознании читательской аудитории с какими-либо реальными лицами, хотел ли он, чтобы в его герое узнавали того или иного человека. Во-вторых, необходимо установить, в какой мере для данного писателя характерно исходить в своем творчестве из конкретных лиц. Таким образом, анализ принципов построения художественного текста должен доминировать над проблемой прототипов.
Это решительно противоречит наивному (а иногда и мещанскому) представлению о писателе как соглядатае, который «пропечатывает» своих знакомых. К сожалению, именно такой взгляд на творческий процесс отражается в огромном количестве мемуарных свидетельств. Приведем типичный пример - отрывок из воспоминаний М. И. Осиповой: «Как вы думаете, чем мы нередко его угощали? Мочеными яблоками, да они ведь и попали в „Онегина"; жила у нас в то время ключницей Акулина Амфиловна - ворчунья ужасная. Бывало, беседуем мы все до поздней ночи - Пушкину и захочется яблок; вот и пойдем мы просить Акулину Памфиловну: „принеси, да принеси моченых яблок", - а та разворчится. Вот Пушкин раз и говорит ей шутя: „Акулина Памфиловна, полноте, не сердитесь! завтра же вас произведу в попадьи". И точно, под именем ее - чуть ли не в „Капитанской дочке" - и вывел попадью; а в мою честь, если хотите знать, названа сама героиня этой повести... Был у нас буфетчик Пимен Ильич - и тот попал в повесть» (Пушкин в воспоминаниях современников. Т. 1. С. 424). А. Н. Вульф записал в дневнике в 1833 г.: «...я даже был действующим лицом в описаниях деревенской жизни Онегина, ибо она вся взята из пребывания Пушкина у нас, „в губернии Псковской". Так я, дерптский студент, явился в виде геттингенского под названием Ленского; любезные мои сестрицы суть образцы его деревенских барышень, и чуть не Татьяна ли одна из них» (Там же. С. 421). Из воспоминаний Е. Е. Синициной: «Чрез несколько лет встретила я в Торжке у Львова А. П. Керн, уже пожилою женщиною. Тогда мне и сказали, что это героиня Пушкина - Татьяна.
...и всех выше
И нос, и плечи подымал
Вошедший с нею генерал.
Эти стихи, говорили мне при этом, написаны про ее мужа, Керн, который был пожилой, когда женился на ней» (Там же. Т. 2. С. 83).
Высказывания эти столь же легко умножить, как и показать их необоснованность, преувеличенность или хронологическую невозможность. Однако сущность вопроса не в опровержении той или иной из многочисленных версий, потом многократно умножавшихся в околонаучной литературе, а в самой потребности дать образам ЕО плоско-биографическое истолкование, объяснив их как простые портреты реальных знакомых автора. При этом вопрос о творческой психологии П, о художественных законах его текста и путях формирования образов полностью игнорируется. Такое неквалифицированное, но весьма устойчивое представление, питающее мещанский интерес к деталям биографии и заставляющее видеть в творчестве лишь цепь не

485
лишенных пикантности интимных подробностей, заставляет вспомнить слова самого П, писавшего Вяземскому в связи с утратой записок Байрона: «Мы знаем Байрона довольно. Видели его на троне славы, видели в мучениях великой души, видели в гробе посреди воскресающей Греции. - Охота тебе видеть его на судне. Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал и мерзок - не так, как вы - иначе» (XIII, -).
Об этом можно было бы не говорить, если бы реальный и имеющий научно-биографический интерес вопрос о прототипах пушкинских образов слишком часто не подменялся домыслами о том, кого из своих знакомцев П «вклеил» в роман1.
Отзвуки излишнего «биографизма» в понимании творческих процессов чувствуются даже во вполне серьезных и интересных исследованиях, таких, как ряд разысканий в специальном пушкинском номере альманаха «Прометей» (Т. 10. М., 1974). Проблема прототипов пушкинского романа нередко рассматривается с неоправданным вниманием в полезных популярных изданиях.
В связи с этим можно оставить без внимания рассуждения вроде: «Был ли у Татьяны Лариной реальный прототип? На протяжении многих лет ученые-пушкинисты не пришли к единому решению. В образе Татьяны нашли воплощение черты не одной, а многих современниц Пушкина. Может быть, мы обязаны рождением этого образа и черноокой красавице Марии Волконской, и задумчивой Евпраксии Вульф...
Но в одном сходятся многие исследователи: в облике Татьяны-княгини есть черты графини, которую вспоминает Пушкин в „Домике в Коломне". Юный Пушкин, живя в Коломне, встречал молодую красавицу графиню в церкви на Покровской площади...» (Раков Ю. По следам литературных героев. М., 1974. С. 32). Хотелось бы лишь отметить, что на основании подобных цитат у неосведомленного читателя может создаться совершенно превратное впечатление относительно забот и занятий «ученых-пушкинистов».
Говоря о проблеме прототипов героев пушкинского романа, прежде всего следует отметить существенное различие с этой точки зрения в принципах построения центральных и периферийных персонажей. Центральные образы романа, несущие основную художественную нагрузку, - создание творческой фантазии автора. Конечно, воображение поэта опирается на реальность впечатления. Однако при этом оно лепит новый мир, переплавляя, сдвигая и перекраивая жизненные впечатления, ставя в своем воображении людей в ситуации, в которых реальная жизнь отказала им, и свободно комбинируя черты, разбросанные в действительности по различным, весьма отдаленным порой характерам. Поэт может увидеть в весьма различных людях (даже
________________________
1 Своеобразным пределом такого подхода явился роман Б. Иванова «Даль свободного романа» (М., 1959), в котором П представлен в облике нескромного газетного репортера, выносящего на обозрение публики интимнейшие стороны жизни реальных людей.

486
людях разного пола1) одного человека или в одном человеке нескольких различных людей. Особенно это существенно для типизации в ЕО, где автор сознательно строит характеры центральных персонажей как сложные и наделенные противоречивыми чертами. В этом случае говорить о прототипах можно лишь с большой осторожностью, постоянно имея в виду приблизительность таких утверждений. Так, сам П, встретив в Одессе доброго, светского, но пустого малого, своего дальнего родственника М. Д. Бутурлина, которого родители оберегали от «опасного» знакомства с опальным поэтом, говаривал ему: «Мой Онегин (он только что начал его тогда писать), это ты, cousin» (Бутурлин. С. 15). Тем не менее слова эти ничего или мало что означают, а в образе Онегина можно найти десятки сближений с различными современниками поэта - от пустых светских знакомцев до таких значимых для П лиц, как Чаадаев или Александр Раевский. То же следует сказать и о Татьяне.
Образ Ленского расположен несколько ближе к периферии романа, и в этом смысле может показаться, что поиски определенных прототипов здесь более обоснованны. Однако энергичное сближение Ленского с Кюхельбекером, произведенное Ю. Н. Тыняновым (Пушкин и его современники. С. 233- 294), лучше всего убеждает в том, что попытки дать поэту-романтику в ЕО некоторый единый и однозначный прототип к убедительным результатам не приводят.
Иначе строится в романе (особенно в начале его) литературный фон: стремясь окружить своих героев неким реальным, а не условно-литературным пространством, П вводит их в мир, наполненный лицами, персонально известными и ему, и читателям. Это был тот же путь, по которому шел Грибоедов, окруживший своих героев толпой персонажей с прозрачными прототипами.
Природа художественных переживаний читателя, следящего за судьбой вымышленного героя или узнающего в персонаже слегка загримированного своего знакомца, весьма различна. Автору ЕО, как и автору «Горя от ума», было важным смешение этих двух типов читательского восприятия. Именно оно составляло ту двуединую формулу иллюзии действительности, которая обусловливала одновременно и сознание того, что герои - плоды творческой фантазии автора, и веру в их реальность. Такая поэтика позволяла в одних местах романа подчеркивать, что судьба героев, их будущее целиком зависят от произвола автора («я думал уж о форме плана» - 1, LX, 1), а в других -
________________________
1 В этом смысле больше, чем домыслы о том, какую из знакомых ему барышень «изобразил» П в Татьяне, могут дать парадоксальные, но глубокие слова Кюхельбекера: «Поэт в своей 8-й главе похож сам на Татьяну. Для лицейского его товарища, для человека, который с ним вырос и знает его наизусть, как я, везде заметно чувство, коим Пушкин переполнен, хотя он, подобно своей Татьяне, и не хочет, чтоб об этом чувстве знал свет» (Кюхельбекер-1. С. 99-100). Прообразом Татьяны восьмой главы тонкий, хотя и склонный к парадоксам, близко знающий автора Кюхельбекер считал... самого Пушкина! На проницательность этого высказывания указал Н. И. Мордовченко (см.: Мордовченко Н. И. «Евгений Онегин» - энциклопедия русской жизни // Пресс-бюро ТАСС, 1949, № 59).

487
представлять их как своих знакомых, чья судьба ему известна из бесед во время личных встреч и чьи письма случайно попали ему в руки («письмо Татьяны предо мною» - 3, XXXI, /). Но для того чтобы такая игра между условностью и реальностью сделалась возможной, автору было необходимо четко разграничить приемы типизации героев, являющихся созданием творческого воображения автора, и героев - условных масок реальных лиц. Реальный человек как исходный импульс авторской мысли мог существовать в обоих случаях. Но в одном - читателю до него нет никакого дела, а в другом - читатель должен был его узнавать и постоянно иметь перед глазами.
В свете сказанного следует понимать и заключительные стихи романа:
А та, с которой образован
Татьяны милый Идеал...
О много, много Рок отъял! (8, LI, 6-8).
Нужно ли здесь полагать, что автор проговорился против своего желания, и, ухватившись за эту улику, начинать следствие по делу об утаенной любви или же предполагать, что обмолвка входит в сознательный авторский расчет, что автор не обмолвился, а «как бы обмолвился», желая возбудить в читателе определенные ассоциации? Являются ли эти стихи частью биографии поэта или частью художественного целого ЕО?
Обрывая роман как бы на полуслове, П психологически завершил его обращением ко времени начала работы над первой главой, воскрешая атмосферу тех лет. Такое обращение перекликалось не только с творчеством П южного периода, но и было контрастно соотнесено с началом восьмой главы, где раскрывалась тема эволюции автора и его поэзии. Развитие этой мысли - прямое противопоставление «высокопарных мечтаний» романтического периода и «прозаических бредней» зрелого творчества - читатель находил в «Отрывках из путешествия Онегина», композиционно расположенных уже после конечных строф восьмой главы и как бы вносящих в эти строфы коррективы. Читатель получал как бы два варианта итога авторской мысли: заключение восьмой главы (и романа в целом) утверждало непреходящую ценность жизненного опыта и творчества ранней молодости - «путешествие» говорило противоположное:
Иные нужны мне картины: Люблю песчаный косогор,
Перед избушкой две рябины, Калитку, сломанный забор, На небе серенькие тучи, Перед гумном соломы кучи... (VI, 200)
Эти положения не отменяли одно другое и не были взаимным опровержением, а бросали взаимный дополнительный смысловой отсвет. Такая диалогическая соотнесенность касается и интересующего нас вопроса: в концовке восьмой главы восстанавливался столь важный для «южного» творчества миф об утаенной любви - один из основных составляющих элементов жизненной позы романтического поэта («а та, с которой образован...»).

488
Читателю не надо было делать усилий, чтобы припомнить намеки на «безымянную любовь», разбросанные в пушкинском творчестве романтического периода. Призрак этой любви, воскрешенный в конце романа со всей силой лиризма, сталкивался в «путешествии» с ироническими строками о «безымянных страданиях», оцененных как «высокопарные мечтанья» (VI, 2W).
Мы не знаем, имел ли в виду П в последней строфе романа реальную женщину или это поэтическая фикция: для понимания образа Татьяны это абсолютно безразлично, а для осмысления этой строфы достаточно знать, что автор счел необходимым напомнить о романтическом культе утаенной любви.
Именно потому, что главные герои ЕО не имели прямых прообразов в жизни, они исключительно легко сделались для современников психологическими эталонами: сопоставление себя или своих близких с героями романа становилось средством объяснения своего и их характеров. Пример в этом отношении подал сам автор: в условном языке разговоров и переписке с А. Н. Раевским П, видимо, именовал «Татьяной» какую-то близкую ему женщину (высказывалось предположение, что Воронцову; справедливые сомнения в этом см.: Макогоненко Г. П. Творчество А. С. Пушкина в 1830-е годы (1830-1833). Л., 1974. С. 74). Следуя этому условному употреблению, А. Раевский писал П: «...сейчас расскажу вам о Татьяне. Она приняла живейшее участие в вашем несчастии; она поручила мне сказать вам об этом, я пишу вам с ее согласия. Ее нежная и добрая душа видит лишь несправедливость, жертвою которой вы стали; она выразила мне это со всей чувствительностью и грацией, свойственными характеру Татьяны» (XIII, 106 и 530). Очевидно, что речь идет не о прототипе Татьяны Лариной, а о перенесении образа романа в жизнь. Аналогичный пример - имя Тани, под которым фигурирует Н. Д. Фонвизина в письмах И. И. Пущина к ней и в ее собственных письмах к нему. Н. П. Чулков писал: «Таней Фонвизина себя называет потому, что, по ее мнению, Пушкин с нее написал свою Татьяну Ларину. Действительно, в ее жизни было много сходства с героиней Пушкина: в юности у нее был роман с молодым человеком, который от нее отказался (правда, по другим причинам, нежели Онегин), затем она вышла замуж за пожилого генерала, страстно в нее влюбленного, и вскоре встретилась с прежним предметом своей любви, который в нее влюбился, но был ею отвергнут» (Декабристы // Государственный литературный музей. Летописи. Кн. III. M., 1938. С. 364).
Обилие «применений» образов Татьяны и Онегина к реальным людям показывает, что сложные токи связи шли не только от реальных человеческих судеб к роману, но и от романа к жизни.
Исчерпать онегинский текст невозможно. Сколь подробно ни останавливались бы мы на политических намеках, многозначительных умолчаниях, бытовых реалиях или литературных ассоциациях, комментирование которых проясняет различные стороны смысла пушкинских строк, всегда остается место для новых вопросов и для поисков ответов на них. Дело здесь не только в неполноте наших знаний, хотя чем более трудишься над приближением текста к современному читателю, тем в большей мере с грустью

489
убеждаешься в том, сколь многое забыто, и частично забыто бесповоротно. Дело в том, что литературное произведение, пока оно непосредственно волнует читателя, живо, то есть изменчиво. Его динамическое развитие не прекратилось, и к каждому поколению читателей оно оборачивается какой-то новой гранью. Из этого следует, что каждое новое поколение обращается к произведению с новыми вопросами, открывая загадки там, где прежде все казалось ясным. В этом процессе две стороны. С одной - читатели новых поколений больше забывают, и поэтому прежде понятное делается для них темным. Но с другой стороны, новые поколения, обогащенные историческим, порой купленным тяжелой ценой опытом, глубже понимают привычные строки. Казалось бы, зачитанные и заученные стихи для них неожиданно открываются непонятными прежде глубинами. Понятное превращается в загадку потому, что читающий обрел новый и более глубокий взгляд на мир и литературу. А новые вопросы ждут нового комментатора. Поэтому живое произведение искусства нельзя прокомментировать «до конца», как нельзя его «до конца» объяснить ни в каком литературоведческом труде.
В романе Л. Н. Толстого «Декабристы» вернувшаяся из Сибири декабристка, сравнивая старого мужа с сыном, говорит: «Сережа моложе чувствами, но душой ты моложе его. Что он сделает, я могу предвидеть, но ты еще можешь удивить меня». Это можно применить ко многим романам, написанным после «Евгения Онегина». Что они «сделают», мы часто можем предвидеть, но пушкинский роман в стихах «еще может нас удивить». И тогда потребуются новые комментарии.

Прототип

Прототип (от греч. prototypon – прообраз) – определенное конкретное лицо или несколько лиц, послуживших писателю основой для создания обобщенного образа-персонажа в художественном произведении. Писатель при этом может отобрать для своего персонажа наиболее типичные черты характера прототипа, его внешности, речи и т.д.

Иногда исходным мотивом для создания художественного образа может послужить какое-либо яркое событие, связанное с определенной личностью в действительности. Так, исследователи предполагают, что прототипом образа Владимира Дубровского (в одноименном романе А. С. Пушкина) мог послужить помещик Дубровский, возглавивший в 1773 г. бунт крестьян Псковской губернии.

Уровень обобщения (типизации) зависит от художественного метода: в герое классическом или романтическом могут быть запечатлены отдельные, наиболее яркие черты, в реалистическом персонаже, помимо художественного обобщения на индивидуальном уровне, необходима также глубокая социально-психологическая соотнесенность.

Писателю-реалисту требуется часто наблюдать значительное число конкретных людей с близкими его замыслу чертами, чтобы создать образ большой глубины художественного обобщения. Такие образы называются собирательными.

Таков образ Евгения Онегина, прототипами которого послужили Пушкину окружавшие его молодые люди светского общества.

Писатель, не обладающий достаточным мастерством и талантом художественного обобщения, творческой фантазии, рискует оказаться простым копиистом действительности и даже натуралистом.

По-иному рассматривается роль прототипа в художественно-историческом литературном жанре. Здесь необходима определенная соразмерность творческой фантазии и исторической достоверности. Таков образ Пугачева в "Истории Пугачева" или образ Бориса Годунова в одноименной трагедии А. С. Пушкина. И, наконец, еще одна функция прототипа в художественно-мемуарном жанре. Здесь зависимость писателя от реальных фактов действительности, а следовательно, от прототипов, наибольшая, хотя для любого художественного произведения наличие типизации, творческой фантазии обязательны.

Портрет

Портрет (от фр. portrait – изображение, описание внешности) – составная часть структуры персонажа. Литературный портрет – понятие объемное. В него входят не только внутренние черты героя, составляющие суть характера человека, но и внешние, дополняющие, воплощающие в себе типичное, характерное и индивидуальное. "Хороший живописец должен писать две главные вещи: человека и представление его души" – так сформулировал Леонардо да Винчи задачу, стоящую перед художником. Портрет персонажа – один из важных компонентов произведения, органически слитый с композицией текста и идеей автора.

У каждого художника слова своя манера создания образа-персонажа, составная его поэтики. Существуют и объективные приемы портретных характеристик. Развитие портретного искусства тесным образом связано со сменой и эволюцией литературно-художественных стилей. Так, портрет в сентиментализме отличается определенной живописностью, он отражает чувственный мир героя. В романтической эстетике доминирует яркая деталь, подчеркивающая ту или иную особенность характера, проявляющую инфернальную или сакральную сущность души. Живописность портретного описания достигается за счет обилия красочных средств и метафор.

Акцент на какой-то одной детали свойствен любому типу портрета (сентименталистскому, романтическому, реалистическому, импрессионистическому). Например, портрет Сильвио из повести А. С. Пушкина "Выстрел": "Мрачная бледность, сверкающие глаза и густой дым, выходящий изо рта, придавали ему вид настоящего дьявола". Или описание революционерки Шустовой в романе Л. Н. Толстого "Воскресение": "...невысокая полная девушка в полосатой ситцевой кофточке и с вьющимися белокурыми волосами, окаймлявшими ее круглое и очень бледное, похожее на мать лицо". Именно употребление определенных для эстетики эпитетов придает этим портретам различную романтическую или реалистическую интонацию. В обоих портретах названа одна деталь – "бледность". По в облике Сильвио это "бледность" рокового героя, а у Л. Н. Толстого – болезненная бледность героини, которая томится в мрачной тюрьме. Уточнение – "очень бледное, похожее на мать лицо" (хотя читатель никогда не видел и не увидит в тексте романа портрета матери этой девушки) – усиливает читательское сострадание к революционерке.