Впечатляющие сюрпризы оперы «Пиковая дама»
Новую версию оперы Чайковского «Пиковая дама» Мариинского театра я видела и слышала уже летом, поэтому знала, что она красивая, добротная, практически традиционная (режиссер-постановщик Алексей Степанюк). И состав исполнителей 9 января нынешнего года был привлекательный – Татьяна Павловская, Юлия Маточкина, Михаил Векуа, Любовь Соколова. Именно их, за исключением Михаила Векуа, я в июле и слышала. Они были очень хороши. Хотя более всего мне было интересно послушать двух ведущих баритонов театра – Владислава Сулимского в партии графа Томского и Алексея Маркова в партии князя Елецкого. В записи я их уже слышала, теперь хотелось услышать вживую в театре. Словом, особых сюрпризов я не ждала, и, как оказалось, зря! Граф Томский в исполнении Владислава Сулимского стал, наверное, лучшим, очень колоритным и самым запоминающимся персонажем певца в ряду не менее прекрасных его героев нынешнего сезона – Мазепы из одноименной оперы Чайковского, Ковалева из оперы Шостаковича «Нос», Симона Бокканегры, Жоржа Жермона и Амонасро из вердиевских «Симона Бокканегры», «Травиаты» и «Аиды»!
Очень украсила роль графа Томского спектакль! Говоря портновским языком, она как хорошо сшитый и прекрасно подогнанный костюм, «сидела», как влитая! В первом действии граф Томский Владислава Сулимского – изысканный и уверенный в себе человек, такой деятельный и энергичный. В последней же картине третьего действия – неунывающий гуляка-раблезианец, практически русский Портос. Абсолютно живой персонаж! Но главное – вокал! Игривая, слегка фривольная, полная чисто мужских шуточек, песня Томского была так сочно им исполнена, что ее можно слушать бесконечно! И смеяться от удовольствия, и радоваться, что эта роль открывает новые грани необъятного таланта певца! Когда же Томский начал лихо «русского плясать, а потом вприсядку», так зал вообще пришел в полный восторг! И его Златогор не остался без внимания! Ну обольстительный затейник и забавник! Эта веселая изящная пастораль в сцене бала очаровательна! Все в ней прекрасны (Анна Денисова (Прилепа), Юлия Маточкина (Миловзор)), а Златогор – просто неотразим! Сколько юмора, задора и озорства!
Томский – в опере, конечно, очень выпуклый персонаж, он фактически «заваривает всю кашу», рассказывая историю про три карты, которая попадает на «взрыхленную почву» воспаленного сознания Германа и пускает там роковые корни, приведшие к трагической развязке. Но оживить его может только живой темперамент исполнителя. И в случае с Владиславом Сулимским нам, зрителям, несказанно повезло! В июльской «Пиковой даме» я ничего подобного не помню. Была песенка Томского, забавная, и все…
Князь Елецкий Алексея Маркова – явно сдержанный благородный светский человек, «застегнутый на все пуговицы». И для него признание в любви к своей невесте, звучащее в знаменитой арии «Я Вас люблю, люблю безмерно…», выглядит как крайнее проявление его чувств, которое разрешают приличия. Его герой отличался и широтой взглядов. Для XVIII века очень необычно для аристократов, вступающих в брак, интересоваться чувствами женщины, тем более самому их испытывать и предлагать свободу выбора своей невесте уже после помолвки. Голос Алексея Маркова звучал сильно и красиво в любовной арии, с необходимыми модуляциями. В последней сцене третьего действия – даже властно и рассерженно, когда он решил сыграть в карты с соперником, лишившим его спокойной счастливой жизни, с этим, по его мнению, выскочкой Германом! В этом фрагменте он был особенно выразителен! Ведущие баритоны Мариинки очень украсили вчерашний (9 января 2017 года) спектакль «Пиковой дамы»!
Хотя партия князя Елецкого, конечно, – не такая выигрышная, как партия графа Томского! Она меньше по объему, скупее музыкально и эмоционально. И поскольку на 30 января ее исполнителем был заявлен Владислав Сулимский, я попыталась представить его в этой роли. Во-первых, я думала, что ставить его петь князя Елецкого, когда он – ТАКОЙ неотразимый граф Томский, все равно, что колоть орехи королевской печатью (как делал нищий мальчик, попавший на место английского короля, в повести Марка Твена «Принц и нищий»)! Во-вторых, я сочла, что князь Елецкий Владислава Сулимского был бы настолько другим (ведь природный темперамент и манеру вокального исполнения спрятать невозможно), что невольно у многих в зале возник бы вопрос в конце оперы, зачем Лиза променяла жениха на неврастеничного и сошедшего с ума Германа? И как же я порадовалась, когда стало известно, что 30 января Владислав Сулимский снова будет петь графа Томского! И захотелось сказать спасибо тому, кто принял это решение!
Михаил Векуа был вполне хорошим Германом, хотя звучал, скорее, как вагнеровский Зигфирид или Логе, но впечатляюще пел сильным голосом. Порадовали и Лиза (Татьяна Павловская), и Полина (Юлия Маточкина), очаровательно был спет знаменитый дуэт. Самой впечатляющей стала ария Лизы на набережной («Уж полночь близится, а Германа все нет…»), исполненная очень проникновенно и трепетно! Хотя, когда, по воле режиссера, она садилась на мостовую, я не могла не вспоминать о вечной питерской слякоти и не удивляться таким поступкам светской барышни.
И вчера меня удивила сцена в спальне графини, где она вспоминает молодость. Почему-то графиня (Любовь Соколова) поет словно себе под нос, что было бы, вероятно, нормально в кино, но в огромном зале нового здания Мариинки это странно, потому что и громкое пение здесь нередко «растворяется» в недрах сцены, когда она открыта на всю глубину, как, например, в первых двух действиях этой постановки «Пиковой дамы». И тогда в зале испытываешь явную нехватку звука голосов певцов, он частично уходит назад, особенно, если певцы уходят от авансцены или поворачиваются при пении в сторону или назад. Хотя в сцене в спальне пространство было ограничено декорациями, которые отражают звук в зал, но и это не помогало. Да и оркестр из-за тихого пения «умирал» почти до комариного писка. Вспоминая эту сцену в исполнении Образцовой в знаменитой записи спектакля с Атлантовым в роли Германа, задаешься вопросом, зачем надо было там изменять исполнение?
И еще мысль, которая меня занимала и весь этот спектакль, и озадачивала раньше. Почему голоса одних певцов волнуют, их хочется слушать без конца, они вызывают душевный трепет, восторг, иногда эти чувства даже пугают. В Мариинке для меня это голоса Владислава Сулимского, Татьяны Сержан, Дмитрия Воропаева, среди певцов прошлого – Павла Лисициана, Сергея Лемешева, Марио Ланца… А не менее красивые, сильные голоса прекрасных оперных певцов оставляют меня равнодушной, хотя умом я понимаю, что поют они хорошо. И речь здесь идет не о внешних проявлениях драматического таланта, а именно о звучании голоса, ведь тот же эффект возникает и при прослушивании аудиозаписей… В моем детстве домашние много говорили на сходную тему – о пении Беньямино Джильи, Марио дель Монако и Марио Ланца. Ответ находили в эмоциональности манеры пения, но добавляли, что есть еще что-то… Что? Может, это и не важно? Главное, что есть!
В среду мы с маман в очередной раз приобщались к высокому искусству, а именно побывали в Мариинском театре на опере «Пиковая дама». В данном случае выбор наш объяснялся не столько любовью к Чайковскому и Пушкину, сколько участием в действе Василия Герелло. Причем, судя по реакции зала, таких умных было много:)
В последнее время в походах в театры меня стала пугать вероятность нарваться на современную постановку и увидеть взгляд на классическое произведение какого-нибудь очередного креативного товарища. Недавно краем уха слышала по телевизору, что какая-то современная оперная постановка начнется с десяти минут тишины. Видимо, следующими пунктом будет балетная постановка, которая начнется с десяти минут темноты (запатентовать что ли идею?
). И именно поэтому я в первую очередь порадовалась тому, что в этот раз ни с каким сюрпризами мы не столкнулись и смогли насладиться классической постановкой «Пиковой дамы» (премьера которой состоялась в Мариинском театре в 1984 году, когда театр ещё назывался Ленинградским театром оперы и балета имени Кирова).
Костюмы и декорации очень красивые. А декорации ещё и впечатляют своими масштабами. Правда, из-за этих масштабов их смена занимает некоторое время, но оно того стоит.
Из исполнителей, понятное дело, порадовал Василий Герелло (граф Томский). Не ожидала увидеть на сцене Ирину Богачёву (графиня) - не думала, что она ещё выступает. Молодец какая! Максим Аксёнов (Герман) в первом действии пел, мягко говоря, не ахти, но ко второму действию разошелся. Распелся, надо полагать. Про остальных исполнителей - Александр Гергалов (князь Елецкий), Татьяна Павловская (Лиза) и Екатерина Сергеева (Полина) - ничего сказать не могу.
Места у нас были во второй ложе первого яруса. К тому моменту, когда мы покупали билеты, выбор уже был не велик, но при наличии выбора я бы эти места брать не советовала - оттуда хорошо видно не всю сцену. Особенно если сказочно повезет с соседями - рядом с нами сидели мать и дочерью, которые чуть ли не свешивались из ложи, чтобы лучше видеть. И, конечно же, они не думали о том, что при этом лишали других зрителей возможности видеть хоть что-то. Дважды пришлось делать замечание. Впрочем, после того, как мы в антракте уловили кусок диалога этой парочки о дорицком и ионицком ордерах, все вопросы как-то сразу снялись:))
Но зато с наших мест было удобно наблюдать за оркестром. Так я, например, узнала, что дирижер (Павел Смелков), оказывается, сидит.
Программку купить не удалось - уже не в первый раз столкнулась с тем, что к первому антракту они остаются только на английском языке. Интересно, почему так получается?
Существенным минусом старой сцены Мариинского театра по-прежнему являются маленькие туалеты (интересно, во время ремонта как-то планируется решить эту проблему?
). В итоге приходится выбегать из зала перед началом антракта и под дружный хохот работников театра бежать в туалет (справедливости ради замечу, что я первая начала смеяться
). Иначе есть шансы простоять в очереди весь антракт - когда я выходила, уже собралось человек тридцать. Завидую людям, которые могут четыре часа прожить без этого аттракциона.
После похода в театр у меня возникло желание перечитать Пушкина - вроде как и помню сюжет, но детали уже из памяти стерлись.
Отдельное спасибо
Дирижер – Павел Смелков
Герман – Владимир Галузин
Граф Томский – Роман Бурденко
Князь Елецкий – Владимир Мороз
Графиня – Любовь Соколова
Лиза – Татьяна Павловская
Полина – Юлия Маточкина
В такую погоду, какая установилась с вечера воскресенья, не хочется никуда и ни на что. Но билет куплен, любопытство тоже не дремлет, и, чтобы посещение любимого театра все-таки ничем не напоминало совершение подвига, еду туда на автобусе. Знаю про пробку на площади Труда, но пофигистично еду впритык, утешая себя тем, что не знаю, в каком состоянии голос у Галузина, из остальных уверенность есть только в отношении Томского и Полины, так что вполне возможно, что ушам придется большую часть времени не наслаждаться, а терпеть. Кроме того, Пиковая дама – опера длинная, постановка – дурацкая, а судя по тому, как в раз пропали все билеты, то и публика может оказаться большей частью случайная.
Пробка оказалась на месте, маленькая, но практически мертвая, так что все эти успокаивающие мысли пришлось гонять по кругу многократно, и опоздала я не только на увертюру, но и на «я имени ее не знаю». Первое впечатление от вокала Галузина – удивление. Нет, я читала неоднократно, что по голосу его сложно назвать тенором, но в записях этого не замечала. А тут, в живую, он звучал баритоном более чем Мороз-Елецкий. Если бы мое невежество было чуть больше, и я бы слушала Пиковую впервые, то решила бы, что партия Германа – это партия баритона, причем драматического. Сам голос оказался в гораздо лучшем состоянии, чем я ожидала. Возраст, конечно, слышен, временами сложные пассажи проходились на чистом профессионализме, но с точки зрения профана ничего кроме качки в укор и не предъявить. А если сравнить с тем, как качается голос у Мороза, который совсем молод, то можно на сей недостаток просто махнуть рукой, что я и сделала. К слову, ровностью звучания не отличались и Лиза с Графиней, так что какие уж тут претензии к Герману? Драматически же все было и вовсе безупречно.
Бурденко – мой любимый Томский, и в этот раз не подвел, комические роли ему удаются не хуже злодейских. Да, Томский вчера веселил и хулиганил, и не он один, как будто Пиковая дама – это если не комедия, то как минимум трагикомедия. И общее настроение вчера – «Что эта жизнь? Игра!» Как-то раньше постановка смотрелась серьезнее. Не знаю, в чем дело, может быть, в отсутствии ВАГа.
Остальных тоже хочется хвалить. Павловская-Лиза была прекрасна в сцене у канавки, покорно страдающие девушки – это ее роли. Мороза-Елецкого было по-настоящему жаль, у певца при всех проблемах красивый тембр и хорошая дикция. Маточкина-Полина была ожидаемо хороша. Соколова-Графиня – первая графиня в этой постановке, которая понравилась безусловно.
Неожиданно в процессе поняла, что мне стала нравиться и постановка. Ковры и бесчисленная позолота примелькались и уже не сердят, а прочая сценография радует. Надо будет в новом сезоне повторить Самсона и Далилу, может быть, тогда случится похожий эффект.
Общее впечатление осталось очень приятное. Все-таки как правильно не иметь больших ожиданий. Публика принимала спектакль очень тепло, еще бы телефонных звонков было бы поменьше, совсем было бы хорошо.
В Мариинском театре уже больше 20 лет идет постановка Юрия Темирканова, ставшая для нескольких поколений зрителей эталоном. Так сложилось, что она воспринимается стилистической парой к более ранней и столь же почитаемой зрителями постановке Темирканова – «Евгению Онегину» 1982 года. На Новой сцене Мариинки параллельно с классическим уже второй сезон идет «Онегин» в версии Алексея Степанюка. Теперь настал черед представить новое прочтение «Пиковой». Премьерные спектакли прошли 27, 28 и 29 мая, открывая череду событий XXIII фестиваля «Звезды белых ночей».
Привычные места в этой истории можно узнать лишь отчасти. Очертания Летнего сада в первом действии угадываются смутно, а последняя встреча Германа и Лизы проходит скорее на Стрелке Васильевского острова на фоне гранитного шара, но никак не у Зимней канавки. И все-таки это Петербург. Петербург литературно-мифологический.
В черных и серых декорациях (художник-постановщик Александр Орлов), в бесконечной череде темных фигур узнается скорее город Достоевского, чем Пушкина. Мелькающие семенящие силуэты, которые превращаются в приживалок Графини, наводят на мысли о «маленьком человеке» Гоголя. Это город, где люди живут во мраке, постепенно превращаясь в живых мертвецов. Собственно, к началу оперы «мертвы» уже все, кроме Лизы. За ее гибелью – фигуральной и буквальной – и наблюдает зритель в течение почти четырех часов.
Так и нерешенным для зрителя остается вопрос, любил Герман Лизу или лишь использовал как средство достижения заветной цели. На сверхидее – узнать, как завладеть миром, – и построен образ главного героя. В прологе нам показывают мальчика (исполнитель – Егор Максимов), который воздвигает на авансцене карточный домик – символ навязчивой идеи, которая будет владеть Германом всю жизнь. Перед нами практически маленький Наполеон – треуголка и картинная поза «руки за спину, ноги на ширине плеч» уже при нем. Таким предстает и взрослый Герман. Это типичный носитель сверхценных идей, знакомый нам по романам Достоевского и Толстого. Происходящее мы видим его глазами – бред или реальность, пародию или китч.
Поистине пародийным, а для многих зрителей даже шокирующим стало количество золотых предметов в черном пространстве сцены. В Петербурге реальном, где зеленый бархат решительно предпочитают красному, а умение одеваться неразрывно связано с выбором единственно верного оттенка серого, такое сценографическое решение – настоящая пощечина общественному вкусу. На этом этапе знакомство с постановкой может и закончиться, если зритель не настроен шутить по поводу любимой оперы и родного города. Но некоторых радует такое буйство роскоши на сцене: оживающие золотые статуи, золотой клавесин, золотая арфа, золотые канделябры, золотые декоративные деревца, золотые колонны, золото причесок и костюмов. Кстати, костюмы, точно соответствующие эпохе – 1790-м годам, – выполнены с размахом «большого оперного стиля» и поражают воображение, за что нельзя не поблагодарить художника Ирину Чередникову. Добавим к перечисленному устланную коврами комнату Лизы, напоминающую скорее женскую половину в каком-нибудь восточном дворце, нежели русскую девичью. Однако нельзя отрицать, что эта вычурность в жестких рамках ограниченного со всех сторон (даже сверху!) пространства создает определенную атмосферу. Атмосферу затхлости, тлена и смерти. Этакая гробница Тутанхамона с ожившими мумиями внутри, мир живых трупов, которые едят, пьют, танцуют на балах и купаются в роскоши.
Одной из сценографических «фишек» постановки стали колонны: они перемещаются по сцене, создавая для каждой картины лабиринты, тоннели или клетки. Те же колонны мы уже видели в «Евгении Онегине» Алексея Степанюка на петербургском балу, где Онегин вновь встречает Татьяну. Если провести невидимую ось между двумя постановками, то можно проследить противопоставление мира деревенского, полного воздуха и свободного пространства, напоенного ароматом антоновки (который передан сценографически даже слишком буквально с помощью разбросанных всюду яблок), и мира столичного, где никогда не бывает света и свежего воздуха.
Как и в первой части этой, условно говоря, дилогии, сценический язык новой постановки утрирован и напоминает скорее экспресс-курс «Классика для всех». Мимика артистов иногда чрезмерна, позы картинны, паузы кажутся нарочитыми. Но не стоит спешить с выводами. Как показало посещение двух премьерных спектаклей, разные составы играют с разными смысловыми акцентами, вариативность присутствует даже в мизансценах и выстраивании отношений между героями.
Подробно разработанная система взаимоотношений – фирменная черта Степанюка-режиссера. При этом основой режиссерских изысканий остаются либретто и партитура. Казалось бы, в известнейшей опере уже не может быть свободы интерпретации в пределах написанного композитором. Но представленные в новой постановке характеры доказывают обратное.
Полина (премьерный спектакль пела Екатерина Сергеева) – не столько подруга, сколько соперница Лизы. Вполне возможная трактовка, учитывая, что исполняемый ею романс только усугубляет тоску главной героини, а укор «Смотри, я на тебя пожалуюся князю. / Скажу ему, что в день помолвки ты грустила...» можно принять и за злорадство.
Отношения Германа и Лизы (Максим Аксенов и Ирина Чурилова) также сложно назвать привычными. Чувственность, которая разливается в музыке Чайковского, здесь выражена недвусмысленно. Опять-таки с либретто не поспоришь: «Его преступною рукою / И жизнь, и честь моя взята». В результате встреча Лизы и Германа в конце первого действия происходит на фоне огромных размеров оттоманки в том самом коврово-подушечном «серале». Наглядно и современно, а главное – понятно молодежи, которая в нюансы таких слов как «обесчестить» и «соблазнитель» не вникает.
Если Лиза Ирины Чуриловой – жертва рокового влечения, девушка простая, земная, то Лизу Татьяны Сержан, певшей во второй день, можно охарактеризовать как тургеневскую барышню. Ее персонаж больше похож на знакомый с детства образ. Отношения с Германом – Михаилом Векуа тоже строятся скорее в платонической плоскости. Гибель ее героини воспринимается как результат давнего внутреннего надлома, душевной хрупкости, тогда как Лиза Ирины Чуриловой кидается в объятия смерти очертя голову, в том пылком горе, на которое способны только врожденно жизнерадостные натуры. Кстати, в постановке Лиза не бросается в реку, а эффектно уходит в туман в буквальном смысле сквозь надвигающуюся из этого тумана обитую зеленым сукном коробку – игорный дом.
Партнеры двух столь разных певиц, подтверждают житейскую мудрость о том, что противоположности притягиваются. Лиза Ирины Чуриловой, которая без сомнения оказалась бы хохотушкой в более «здоровых» условиях, влюбляется в Германа Максима Аксенова – персонажа глубоко ущербного, страдающего серьезными изменениями личности. Хрупкая до прозрачности Лиза Татьяны Сержан составила пару с нахрапистым, скорее алчным, чем больным, Германом Михаила Векуа.
Исполнители главных партий оказались верны своим образам и вокально. Максим Аксенов звучал не всегда стабильно и ровно, однако демонстрировал богатейшую палитру нюансов, разнообразие красок и настроений на протяжении всей партии. Вокальная манера Михаила Векуа прямолинейна, партия написана одной краской, зато ярко. Гвоздем программы стала знаменитая ария «Что наша жизнь? Игра!», которую Михаил исполнил в оригинальной тональности си-мажор, уверенно выйдя на верхнее си (обычно исполняют одобренный самим Чайковским вариант на тон ниже).
Отличалась вокальная подача и у сопрано. Складывается впечатление, что большой теплый голос Ирины Чуриловой чувствует себя в сложнейшей партии Лизы очень комфортно. Партия сделана с размахом, широкими мазками. При этом голос по всему диапазону звучит ровно в регистрах, свободно, без перенатяжения. Единственное, чего хотелось бы, это большего контроля на высоких нотах в моменты кульминации. На пиано певица в полной мере показывает, что умеет укрощать свой огромный голос, придавая ему прозрачность. Это вселяет уверенность, что она может достичь баланса между силой и благозвучностью и в драматически напряженных фрагментах.
Татьяна Сержан, как всегда, продемонстрировала высочайшую культуру пения и полный контроль над голосом. Партия у нее приобретает глубину, тонкость и невероятную душевность. Но по всему видно, что перед нами успешная исполнительница итальянского репертуара: многообразие нюансов, когда певица по-особому оттеняет практически каждое пропеваемое слово, однозначно отсылает к вердиевским канонам. Для русского уха все же привычнее подача, когда фраза разливается рекой, а не разбивается на отдельные тщательно проработанные слова-акценты, ибо наличествует явное родство музыки Чайковского с русскими и украинскими народными песнями, основанными на цепном дыхании.
Среди исполнителей других партий хочется выделить Елену Витман в роли Графини. Этот персонаж задуман режиссером как гротескный. Ход распространенный, но всегда находящий отклик у зрителя. Качественный вокал, подкупающее обаяние и огромное актерское дарование Елены Витман сделали ее практически героиней вечера. Это молодящаяся старуха, окружение которой старательно «не замечает» ее возраста. Видя Германа в своей комнате, она, что в такой ситуации логично, принимает его за добивающегося ее – Графини – любви. Тема эта не нова и эксплуатировалась даже в балете по мотивам «Пиковой дамы». Показательно, что у второй Графини – Марии Максаковой рисунок роли был несколько иной, явно сделанный под нее, что правда не слишком помогло добиться достоверности образа.
Приятное впечатление произвела Екатерина Крапивина, которая вышла на сцену во всех трех премьерных спектаклях – 27 и 29 мая в качестве Гувернантки, а 28 мая в роли Полины и Миловзора. Свободный, ярко окрашенный нижний регистр позволяет певице озвучивать контральтовую партию Полины естественно, без видимых усилий. В качестве Томского и Елецкого театр выдвинул своих ведущих баритонов – Романа Бурденко и Виктора Коротича (партия Томского), Владислава Сулимского и Владимира Мороза (партия Елецкого). Все четверо спели на достойном уровне, но больше запомнились точно схваченными характерами своих героев.
Оркестр под управлением Валерия Гергиева представил трагически-монументальную трактовку этой музыки. Замедленные темпы, мощнейшее нагнетание, густой плотный звук, доводящий страсть, томление и отчаяние до предельной точки – все это позволяет надеяться, что новая постановка задумывалась не как облегченно-развлекательный вариант для «чайников» (а это первая мысль, которая посещает по окончании спектакля), и сможет существовать как самодостаточная трагикомическая история о городе, не знающем света.
Фото предоставлены пресс-службой Мариинского театра
Международный фестиваль «Звёзды белых ночей» начался в этом году с премьеры оперы Петра Чайковского «Пиковая дама» в постановке Алексея Степанюка . Три премьерных спектакля прошли с 27 по 29 мая на новой сцене Мариинского театра, приведя публику в изумление. Бережно отнесясь и к партитуре, и к либретто режиссёр поставил спектакль так, словно перенёс на сцену жуткую информацию из новостных лент.
Игры взрослых людей
Что наша жизнь? Ответ на поверхности - конечно же, игра. Играем в любовь и верность (до первого соблазна), в политику (до выстрела, который неожиданно прогремит на мосту или в подъезде - кому как не повезёт), в респектабельность (до первой передачи у Малахова или Гордона). У взрослых людей много игр, от игры на бирже до игры человеческими судьбами. А проигравший? Он плачет, такая уж у него судьба. Впрочем, выигравший через мгновение может оказаться на месте того, у кого только что выиграл.
«Пиковая дама» Алексея Степанюка - о таких играх.
Жестоких и беспощадных. Режиссёру, похоже, и в голову не приходило перенести спектакль куда-то поближе к нашему времени, да и смысла в этом не было. Нет, времена те, о которых рассказано в повести Пушкина, ставшей первоосновой либретто Модеста Чайковского. Перед нами «век девятнадцатый, железный», как писал о нём поэт. Но - опять-таки не обойтись без цитаты - «в прошедшем грядущее зреет».
В спектакле Степанюка «зреет» многое, точнее, многие.
От Родиона Романовича Раскольникова до отвязных политиков нашего века. Все они заражены одним вирусом - вирусом власти. Всем хочется «право иметь». И это ведь далеко не те персонажи, что думают о слезе ребёнка. Сантименты мешают играм взрослых людей.
«Предчувствую тебя…»
Степанюк «Пиковую даму» себе напророчил, наворожил, накамлал. Полтора года назад с этой же командой (музыкальный руководитель постановки Валерий Гергиев , художники Александр Орлов и Ирина Чередникова ) он поставил на новой сцене Мариинского театра пронзительного и нежного «Евгения Онегина ». Спектакль, в котором была любовь, и не было счастья, был покой, но не было воли, где детством пахли августовские яблоки.
В этом «Евгении Онегине», в третьем акте, в сцене греминского бала, где в окна было видно державное течение Невы, появлялся персонаж, которого там ну никак быть не могло. Это была сухая и элегантная дама сильно в возрасте, напоминавшая персонаж с известной гравюры Гойи. Графиня Анна Федотовна? Ну да, она.
Режиссёр словно на спиритическом сеансе вызвал дух Пиковой дамы, вот она и явилась.
Сначала к нему, а потом к Герману. За успехом «Евгения Онегина» последовало предложение поставить «Пиковую даму».
Впрочем, не всё так просто в новом спектакле Мариинского театра. Вообще-то, у Степанюка просто никогда не бывает. Постановка, как утренний сад туманом, окутана дымкой ассоциаций. Каждая сцена спектакля провоцирует, требует напряжения сердца и ума. Мы словно мечемся от воспоминаний о страстях Достоевского до теорий Фрейда, мы захлёбываемся от нежности в сцене Полины и Лизы в комнате последней и улавливаем мотивы мирискуссников, видим галатный век в грёзах Константина Сомова. Не случайно сценограф словно заключил этот эпизод как бы в золочёную раму.
Перед нами страшный Петербург, мистический город с тенями, город безумно красивый и провоцирующий одиночество.
Экзистенциальный город. Александр Орлов увидел его через чёрные колонны и тюли, через живые золотые статуи. Есть в этой сценографии какая-то поэзия Танатоса, есть прелесть увядания и тоска по свету.
Такова трактовка режиссёра, и у него в этом смысле есть союзник. Это музыкальный руководитель постановки Валерий Гергиев. Как трагично, как мистически звучит оркестр под его руководством! Гергиев словно пропускает трагедию, происходящую на сцене, через собственное сердце.
Работа оркестра в этом спектакле - это тоже своего рода музыкальный психоанализ.
Есть ещё один пласт в этой загадочной (а разве не загадочны повесть Пушкина и музыка Чайковского?) постановке. Это - почти что болезненная ирония режиссёра. Ирония, то есть «болезнь, неизвестная душевным и телесным врачам», когда больной ею смеётся, и никто не знает, что он выкинет в следующий момент.
Выпьет уксусной эссенции, сойдёт с ума?.. Самые умные, самые талантливые люди, с первых лет прошлого века, когда началось в России безвременье, попали в число больных этой болезнью. И как же режиссёр с иронией смотрит на своих героев! Как ему больно за них…
Карточный домик
Спектакль начинается в тишине. По авансцене идёт мальчик в треуголке, идёт тихо и не по-детски степенно. А дойдя до середины, строит домик - домик из карт. Непрочный домик, ещё более ненадёжный, чем дом на песке. Этот домик из карт так и будет весь спектакль напоминать нам об игре.
Любовная история Лизы (Ирина Чурилова) и Германа (Максим Аксёнов) как-то не ладится.
Изначально режиссёр так расставляет акценты, что зритель чувствует, дело не в желании Германа жениться на Лизе и подняться по социальной лестнице. Графиня (Мария Максакова ) волнует его больше, в сценах с ней этот человек с профилем Наполеона (о, какое неслучайное замечание!) более искренен и действенен. Графиня - вот кто может помочь осуществить планы. И они вовсе не матримониальные.
Герой Максима Аксенова неврастеничен, он мечется, все это подчёркивает и пластика, и вокальная выразительность. Уже в сцене первой встречи с Лизой певец достигает высокого эмоционального градуса. Практически весь спектакль он проводит на накале, он сжатая пружина, которая разожмётся только в сцене в своей комнате, когда привидится ему Графиня.
Как всегда у Алексея Степанюка, он безупречно выстраивает артистам психологический каркас образов. Он ведёт Германа-Аксенова от идеи фикс почти что до её воплощения, когда бред на ничтожное время становится явью.
Как неожиданно постановщик решил образ Графини! Женщина, которая водила дружбу с Сен-Жерменом, не может быть обычной. Она молода и дряхла одновременно, у неё ещё вполне привлекательная внешность, но походка, напоминающая синдром болезни Паркинсона. Кто знает, не снабдил ли её Сен-Жермен рецептом вечной молодости?
Мария Максакова, к сожалению, не обладающая аристократической внешностью, точно вписалась в границы образа, заданного режиссёром и в вокальном плане партия сделана прилично. Когда она видит Германа, очевидно, первое, что ей приходит в голову, - стрелы Амура.
Страшно терять молодость и красоту, страшно увидеть в глазах визави холодное любопытство.
Но что же, что нужно Герману в действительности, что увидел постановщик в опере Чайковского? «Там груды золота лежат, и мне - мне одному они принадлежат!» - после этой фразы пазл сложился. Золото не цель, золото - это средство, средство установить диктат, свой контроль над людьми.
Человек с профилем Наполеона «глядит в Наполеоны». О, сколько таких «Наполеонов» почти ежедневно смотрит на нас с экранов телевизоров, как презирают они «маленьких людей». Власть привлекательна для определённого психотипа, но это игра, ставкой в которой часто бывает жизнь. Графиня мертва, наивная Лиза - от неё осталась лишь оболочка. Как Сомнамбула, она медленно идёт через игроков, мимо игорного стола. Куда?..
А в финале опять медленно шагает мальчик в треуголке, такой маленький всезнающий и понимающий старичок.
Как-то нежно касается рукой лица Германа и закрывает ему глаза. Чистая детская душа словно провожает грешную душу Германа.
«Пиковая дама» оставляет послевкусье, немножко горечи и чуточку каких-то неведомых специй. Вступать в игру после неё не хочется, хочется тихо подумать о самых банальных вещах - звуках арфы, тихом вечере, прохладе Летнего сада. Об этом таинственном городе, где происходят разные странные истории - таком манящем, но обманывающем, ускользающим, где роскошь может обернуться тусклым дворцом-колодцем. И тотальным одиночеством - ведь все они, Лиза, Графиня, Герман, безнадёжно одиноки.
Впрочем, такие, как Герман, одиночества не боятся. Диктатор всегда одинок. Своё одиночество он ставит на кон в надежде сорвать банк.
Фото предоставлены пресс-службой Мариинского театра
